- Главная
- Наши проекты
- Осетинская Библия
- Неисповедимы пути Господни...Осетинский перевод
Неисповедимы пути Господни...Осетинский перевод
С возрастом всё чаще оглядываешься назад. Видится старый саманный дом в окружении высоких фруктовых деревьев. Западная и северная стены выложены из речного камня – белого, коричнево-красного, бурого, серого. Если смотреть долго, вырисовываются всевозможные силуэты: вот женщина идёт с коромыслом, вот кошка жмурится, вот сорока сидит на пенёчке, вот мальчик с мячиком. Это – дом детства, построенный дедом, которого уже нет. Сад разбил он же. Мне, наверное, лет пять, в школу я ещё не хожу. Эти яблони, айва, персики и аккуратные дорожки в саду, эти шумные сороки и неугомонный дятел на старом орехе, пугливые ёжики на помидорных грядках моей бабушки, бархатцы под окнами и ласточки над карнизом – мой необъятный и увлекательный мир, в котором светло и радостно даже в дождь.
Именно в дождь появился в доме и дорогой гость, которого все давно ждали: бабушкин брат Басил. Детская память фрагментарна: не помню, как приехал Басил, как вошел, как выглядел. Зато запомнился его коричневый чемодан, из которого были извлечены диковинные гостинцы: красные гранаты и оранжевые корольки. А еще запомнились усы: неправдоподобно белые и очень пушистые. А еще – небольшого формата две коричневые книжки, с которыми он практически не расставался. Не знаю, сколько времени гостил в доме Басил, но, несмотря на жару, он неизменно накидывал на плечи пальто, и они выглядывали у него из карманов, в каждом кармане – по книжке. Бабушка говорила, что из-за «этих окаянных бедный брат застудил на чужбине свои кости». Меня очень интересовало, кто такие «окаянные», и о каких костях она говорит. Через много лет я узнала, что в тридцатые годы Басил был сослан и десять лет провел в лагере.
Одну из его книжек я знала: из нее мне дома читали стихи. Они мне нравились, и некоторые из них я даже запомнила наизусть. Я знала и автора этих стихов, про него мне рассказывали родители: Коста*. А вот вторая книжка была мне совсем неизвестна и неинтересна: унылый темный переплёт и полное отсутствие картинок. В обширной же библиотеке моего отца было столько чудесных книг – про храбрых пиратов и маленького принца, про Робинзона и Гулливера, про дальние страны и доблестных нартов!
Между тем бабушка и ее брат уютно усаживались на лавочке под орехом, и Басил с воодушевлением читал сестре именно эту книжку, а она с удовольствием его слушала. Иногда к ним ненадолго присоединялся отец. Я сидела рядом, притулившись к бабушке, и тоже слушала. Слушала и ничего не понимала, но мне нравилась сама атмосфера, нравилось находиться рядом с любимыми людьми, нравилось вслушиваться в слова, и было при этом странное ощущение праздника.
Прошло много лет. Я выросла, окончила школу, университет, начала работать. И вот однажды я словно получила весть из далекого детства: мне подарили книжку, ту самую, – я ее узнала! – коричневую, в мягком кожаном переплете. Оказалось, то было Евангелие на родном языке, изданное в 1902 году! Вот с чем не расставался мой двоюродный дед! И будто сквозь туман донесся его хрипловатый голос: «Она могла бы быть толще!» Удивительная вещь, память! Откуда ребенку было знать, что эта непонятная фраза, как бы случайно оброненная взрослым, есть знак судьбы!
Время стремительно летело вперед. Проработав не один год в СМИ, я решила, наконец, осуществить давнюю мечту и полностью переключиться на литературу: ты и письменный стол, куча замыслов, гора увлекательной работы, что еще нужно для счастья? Но вдруг зазвонил телефон, и в трубке возник старый товарищ: «Ты не хочешь присоединиться к проекту по переводу Библии?» На все воля Бога. Ответ прозвучал тут же: «Хочу!» Все намеченные ранее, очень твердые, казалось бы, планы рухнули, но душа при этом ликовала, как будто я всю жизнь ждала этого предложения.
Прошло много лет. Промчались годы. Незабываемы курсы древнееврейского языка, лекции по библеистике и теории библейского перевода в Санкт-Петербургском филиале Российского Библейского Общества.
Перед мысленным взором сменяют друг друга лица людей, которые благодаря общей работе стали несказанно дороги, и сердце переполняется то радостью, то болью: иных уже нет на свете. Нет нашего первого консультанта о. Сергия Овсянникова, нет замечательных мастеров пера, стоявших у истоков осетинского проекта, – прозаика Сафара Хаблиева и публициста Мурата Мамсурова, и далеко, на другой континент, оказался заброшен Сурен Ванеев, человек, который в самое смутное время рискнул переводить Писание.
С возрастом всё чаще оглядываешься назад. Я сама уже приблизилась к возрасту своей бабушки и ее брата Басила тех далеких лет. Мой письменный стол, за которым когда-то планировалось заниматься совсем иными вещами, завален справочной литературой по Книге Книг, черновиками переводов – моими и коллег. И мысль теперь только одна: успеть подготовить их, чтобы та коричневая книжка в мягком переплете, которая была столь дорога моему деду, стала «толще», чтобы на осетинском языке наконец-то вышла полная Библия.
Благослови, Господь!
________________________________
Именно в дождь появился в доме и дорогой гость, которого все давно ждали: бабушкин брат Басил. Детская память фрагментарна: не помню, как приехал Басил, как вошел, как выглядел. Зато запомнился его коричневый чемодан, из которого были извлечены диковинные гостинцы: красные гранаты и оранжевые корольки. А еще запомнились усы: неправдоподобно белые и очень пушистые. А еще – небольшого формата две коричневые книжки, с которыми он практически не расставался. Не знаю, сколько времени гостил в доме Басил, но, несмотря на жару, он неизменно накидывал на плечи пальто, и они выглядывали у него из карманов, в каждом кармане – по книжке. Бабушка говорила, что из-за «этих окаянных бедный брат застудил на чужбине свои кости». Меня очень интересовало, кто такие «окаянные», и о каких костях она говорит. Через много лет я узнала, что в тридцатые годы Басил был сослан и десять лет провел в лагере.
Одну из его книжек я знала: из нее мне дома читали стихи. Они мне нравились, и некоторые из них я даже запомнила наизусть. Я знала и автора этих стихов, про него мне рассказывали родители: Коста*. А вот вторая книжка была мне совсем неизвестна и неинтересна: унылый темный переплёт и полное отсутствие картинок. В обширной же библиотеке моего отца было столько чудесных книг – про храбрых пиратов и маленького принца, про Робинзона и Гулливера, про дальние страны и доблестных нартов!
Между тем бабушка и ее брат уютно усаживались на лавочке под орехом, и Басил с воодушевлением читал сестре именно эту книжку, а она с удовольствием его слушала. Иногда к ним ненадолго присоединялся отец. Я сидела рядом, притулившись к бабушке, и тоже слушала. Слушала и ничего не понимала, но мне нравилась сама атмосфера, нравилось находиться рядом с любимыми людьми, нравилось вслушиваться в слова, и было при этом странное ощущение праздника.
Прошло много лет. Я выросла, окончила школу, университет, начала работать. И вот однажды я словно получила весть из далекого детства: мне подарили книжку, ту самую, – я ее узнала! – коричневую, в мягком кожаном переплете. Оказалось, то было Евангелие на родном языке, изданное в 1902 году! Вот с чем не расставался мой двоюродный дед! И будто сквозь туман донесся его хрипловатый голос: «Она могла бы быть толще!» Удивительная вещь, память! Откуда ребенку было знать, что эта непонятная фраза, как бы случайно оброненная взрослым, есть знак судьбы!
Время стремительно летело вперед. Проработав не один год в СМИ, я решила, наконец, осуществить давнюю мечту и полностью переключиться на литературу: ты и письменный стол, куча замыслов, гора увлекательной работы, что еще нужно для счастья? Но вдруг зазвонил телефон, и в трубке возник старый товарищ: «Ты не хочешь присоединиться к проекту по переводу Библии?» На все воля Бога. Ответ прозвучал тут же: «Хочу!» Все намеченные ранее, очень твердые, казалось бы, планы рухнули, но душа при этом ликовала, как будто я всю жизнь ждала этого предложения.
Прошло много лет. Промчались годы. Незабываемы курсы древнееврейского языка, лекции по библеистике и теории библейского перевода в Санкт-Петербургском филиале Российского Библейского Общества.
Перед мысленным взором сменяют друг друга лица людей, которые благодаря общей работе стали несказанно дороги, и сердце переполняется то радостью, то болью: иных уже нет на свете. Нет нашего первого консультанта о. Сергия Овсянникова, нет замечательных мастеров пера, стоявших у истоков осетинского проекта, – прозаика Сафара Хаблиева и публициста Мурата Мамсурова, и далеко, на другой континент, оказался заброшен Сурен Ванеев, человек, который в самое смутное время рискнул переводить Писание.
С возрастом всё чаще оглядываешься назад. Я сама уже приблизилась к возрасту своей бабушки и ее брата Басила тех далеких лет. Мой письменный стол, за которым когда-то планировалось заниматься совсем иными вещами, завален справочной литературой по Книге Книг, черновиками переводов – моими и коллег. И мысль теперь только одна: успеть подготовить их, чтобы та коричневая книжка в мягком переплете, которая была столь дорога моему деду, стала «толще», чтобы на осетинском языке наконец-то вышла полная Библия.
Благослови, Господь!
Елизавета Кочиева, переводчик Ветхого Завета на осетинский язык
________________________________
* Коста Хетагуров – классик осетинской литературы.
Дополнительные материалы
Поделиться: