Притчевые смыслы. Обзор лекции.

18 ноября 2022 г. состоялось очередное заседание постоянно действующего Открытого научного Библейского семинара при РБО. Организаторы Семинара – доктор исторических наук Евгений Борисович Рашковский и кандидат филологических наук Татьяна Александровна Прохорова. На сей раз темой Семинара послужили: доклад известного ученого-библеиста, магистра богословия Валентины Николаевны Кузнецовой «Притчи в Евангелии от Луки» и его обсуждение.

Тема доклада была выбрана не случайно. Из всех текстов Четвероевангелия именно Евангелие от Луки особо насыщено притчевым материалом, а 15-ая его глава сплошь состоит из трех – и притом чрезвычайно важных в самóй ткани повествования и богатых по смыслу притчей.

То, что в русской традиции обозначается словом «притча», в библейских оригиналах обозначается тремя разными категориями, имеющими сходные, но подчас несколько расходящиеся значения.

В еврейских оригиналах Ветхого Завета – машал (משל): речение, сравнение, пример, наставление, властное слово.

В Синоптиках – παραβολή: буквально – бросаемое мимо, но – в данном случае – то, что позволяет людям, исходя из приблизительных значений, глубже понять и усвоить суть речений и наставлений Христа¹.

В Иоанновом Евангелии (16:25) – παροιμία: уподобление, загадка, иносказание².

Три притчи 15-ой главы от Луки – оригинальные³ , не повторяющиеся ни в двух остальных Синоптиках, ни у Иоанна:

версеты 1-7 – притча о потерянной овце,

8-10 – о потерянной драхме,

11-32 – о потерянном (в русской традиции – «блудном») сыне.

Причем, как замечает Валентина Николаевна, все три притчи пронизаны общими смыслами, общей идеей Божеской любви-заботы. Аллегорически повествуется:

– о заботе пастыря об одной из многих среди вверенных его попечению овец (такое внимание Иисуса к пастушьему труду тем более показательно, что среди его благочестивых современников этот труд воспринимался как не вполне ритуально чистый)⁴ ;

– о хозяйке, озабоченной потерею одной драхмы⁵ ;

– о нежности и заботе Отца в его отношении к обоим взбунтовавшимся (каждый на свой лад!) сыновьям (15:11-24, 25-32). Причем, как отмечает Валентина Николаевна, отец из третьей притчи ведет себя не как «вальяжный» и разыгрывающий неоспоримое свое достоинство глава традиционной семьи, pater familias, но как подлинный Отец, бесконечно чуткий и не побоявшийся «потерять лицо» перед окружающими …

Не случайно же словами ободрения – «Не бойтесь!» – пронизаны евангельские тексты…

В ходе дискуссии по докладу были отмечены два его основные достоинства:

– умение ввести все три притчи (в их смысловом единстве) в лингвистические, культурно-исторические и духовные контексты всего корпуса евангельских повествований,

– умение выяснить и обосновать сквозные нравственные смыслы притчевых текстов Третьего Евангелия.

______________________________________________

¹ Вспомним слова из романа Пастернака: «Христос говорит притчами из быта…» («Доктор Живаго», кн. 1, ч. 2, главка 10).

² В православных богослужениях больших праздников и Великого Поста паремиями именуются фрагменты из текстов Ветхого Завета, включаемые в богослужебный чин.

³ Прот. Александр Мень, трудившийся над изданием «Брюссельской Библии», обозначил их как «три притчи о благодати» (Брюссель: Жизнь с Богом, 1973. С. 1603).

⁴ Валентина Николаевна сравнивает эту притчу с аналогичной притчею в гностическом Евангелии от Фомы (версет 111): пастух, пустившийся в розыски, в конце концов спасает свою «самую большую», самую любимую – сотую овцу среди прочих 99-и (см.: Трофимова М. К. Из рукописей Наг-Хаммади // Античность и современность. К 80-летию Ф.А. Петровского. – М.: Наука, 1972. С 379). В Евангелии же от Луки пастырь бросается на поиски не сáмой, так сказать, «выдающейся» овцы, но попросту – одной из многих.

⁵ Драхма (динарий) – серебряная монета среднего достоинства, равная 6 ассариям. Драхма составляла размер подушной подати, которую платили иудеи римской власти (см.: Мф 22:17-21). Драхма составляла 1/20 или даже 1/10 свадебного приданого (см.: Ринекер Ф., Майер Г. Библейская энциклопедия Брокгауза. – Paderborn: Christliche Verlagsbuchhandlung, 1999. C. 236, 256).

⁶ Nоta bene. В еврейских оригиналах Библии эта уникальная отеческая черта Бога передаётся словосочетанием хэсед вэ-рахамим (в церковнославянской передаче: «милость и щедроты»). Французские и бельгийские монахи-библеисты, создатели Иерусалимской Библии, перевели его как tendresse. Намек на это Отеческое, милующее бесстрашие перед лицом окружающих обнаруживается и на великом полотне Рембрандта. 

Е. Рашковский