Библия в истории России

Выступление А. Руденко на конференции «Год российской истории»
в г. Санкт-Петербурге 18 июня 2012 г.

Исторически христианство пришло на Русь не столько как открытая Богом истина и путь, которому нужно следовать, сколько как образ, которому надлежит поклоняться.

Летописец Нестор рассказывает об «испытании вер», то есть собеседовании князя Владимира с представителями различных религий. Среди них был некий философ (ученый монах) из Византии. В качестве основы своей проповеди он показал Владимиру икону Страшного Суда, и это произвело на князя самое сильное впечатление. Затем Владимир отправил послов в разные страны. Наблюдая литургию в соборе Святой Софии в Константинополе, послы были настолько восхищены, что позднее рассказывали князю, что не знали, где находятся, на небе или на земле. В результате Владимир сделал окончательный выбор в пользу православной церкви и ее богослужения. ( Повесть временных лет )

Священное Писание в религиозной практике, унаследованной Владимиром, воспринималось не как первоисточник веры, предназначенный для понимания и жизненного руководства, но как одна из составляющих (и далеко не самая важная) правильного культа.

Слово Божие звучало в церкви на славянском языке, который, как писал известный русский религиозный философ Г. П. Федотов: с самого начала был и остался языком искусственным, ни вполне живым ни вполне мертвым.<…> На этом языке никто никогда не говорил , и уж конечно не думал. Богослужебное чтение Писания на таком языке не столько передавало смысл Божьего послания , сколько подкрепляло впечатление от торжественного ритуала. (Славянский или русский язык в богослужении)

Иными словами, Священное Писание на Руси изначально не имело самостоятельного значения, но было встроено в сложную конструкцию богослужения, заимствованного из Византии. В этой религиозно-культурной парадигме Библия не оплодотворяла народного сознания и не побуждала людей к действию, но была лишь одним из объектов привычного благоговейного почитания.

Председатель Русской библейской комиссии профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии И.Е. Евсеев писал в 1917 г. : История славянской Библии показывает, что Библия у южных славян и у нас на Руси никогда не запрещалась, но вместе с тем никогда не имела боевой роли, не составляла предмета чаяний и исканий народа, была скорее предметом религиозного почитания, чем непосредственным источником благоговейного действования. (Собор и Библия)

Первый перевод Библии на русский язык был осуществлен на несколько столетий позже, чем переводы на основные европейские языки и судьба его была весьма драматичной.

Начало этому положило «библейское обращение» Александра I в 1812 г. Во время войны с Наполеоном российский императору пришлось читать Библию по-французски, поскольку славянского перевода он не понимал, а русского просто не было.

Впоследствии Александр говорил: «Я пожирал Библию, находя, что ее слова вливают новый, никогда не испытанный мир в мое сердце и удовлетворяют жажду моей души. Господь по своей благости даровал мне своим духом разуметь то, что я читал. Этому-то внутреннему назиданию и озарению обязан я всеми духовными благами, приобретенными мною при чтении божественного слова.

<…> Александр думал, что русский народ ужасно темен и суеверен. Бабы верят, что существует много Богородиц — Владимирская, Казанская, Утоли Моя Печали, Всех Скорбящих Радость или мало ли еще какие. Крестьяне не понимают, в чем, собственно, нравственный смысл евангельского учения. Они служат молебны о ниспослании дождя; освящают колодцы, если в них попадает мышь; они твердят какую-то молитву из пяти слов тысячу раз... А между тем они худо знают Писание. Надо их научить евангельской истине, чтобы они освободились от суеверий,<…>

С этой целью 6 декабря 1812 года было основано Библейское общество. <…> По поводу этого собрания Александр писал Голицыну: «...Я придаю ему [Библейскому обществу] величайшее значение и вполне согласен с вашим взглядом, что Святое Писание заменит пророков (les prophetes). Эта всеобщая тенденция к сближению со Христом Спасителем для меня составляет действительное наслаждение» <…>

Не сразу, впрочем, решились у нас сделать перевод Нового Завета. Сначала печатали славянский перевод. Зато выпущены были в большом тираже Библия и новозаветные книги на иностранных языках. Евангелие было издано по-армянски, по-татарски, по-грузински, по-латышски, по-фински, по-калмыцки и т. д. (Г. И. Чулков. Императоры) Огромным по тем временам 7 тысячным тиражом была напечатана французская Библия.

По возвращении Государя из-за границы в конце 1815 года, Его Величеству поднесено было от имени комитета Российскаго Библейскаго Общества, президентом онаго, по одному экземпляру каждаго из напечатанных от комитета изданий книг священнаго писания на разных языках,<…> Его Величество соизволил принять сии экземпляры с отличным благоволением и изъявить при сем случае особенное удовольствие в отношении к трудам и успехам Общества.

Вслед за тем Государю Императору благоугодно было, «по собственному движению сердца своего, всегда преисполненнаго благотворной попечительности об истинном благе любезных ему россиян и глубоко убежденнаго во всеобщей великой пользе, от чтения слова Божия приобретаемой, изустно повелеть президенту Российскаго Библейскаго Общества, дабы предложил Святейшему Синоду искреннее и точное желание Его Величества доставить и россиянамъ способ читать слово Божие на природном своем российскомъ языке, яко вразумительнейшем для них славянскаго наречия, на коем книги свящ. писания у нас издаются».

Впрочем, Святейший Синод отклонил от себя одобрение русскаго перевода к печатанию и издание его и фактически передал эту ответственность новообразованному Библейскому Обществу. (И. А. Чистович. История перевода Библии на русский язык)

В 1816 г. РБО приступило к переводу Библии на русский язык и уже к 1822 г. опубликовало Новый Завет, затем Псалтирь, а к 1825 г. напечатало первые 8 книг Ветхого Завета.

После первоначальных восторженных отзывов на русский перевод Нового Завета появились и критические отзывы. Вот что писал, например, выдающийся правовед М. М. Сперанский:

Сегодня, во время обыкновенного моего утреннего чтения, вместо греческого моего завета, мне вздумалось читать Евангелие в новом русском переводе. Какая разность, какая слабость в сравнении со славянским! Может быть и тут действует привычка, но мне кажется — все не так и не на своем месте: и хотя внутренне я убежден, что это все одно и то же, но нет ни той силы, ни того услаждения. Вообще я никогда не смел бы одобрить сего уновления. Знаю, что оно сделано с наилучшими намерениями; может быть для тех, кои не привыкли к славянскому языку, это услуга. Но для чего бы, кажется, не оставить их привыкнуть?

Несмотря на стремления Александра и труды Библейского Общества, Библию многие по-прежнему считали «словесной иконой», которая предназначена, главным образом, для благоговейного слушания и почитания во время богослужения. Поэтому и ценили в ней не столько смысл, сколько ритуальное благозвучие.

Как писал позднее митрополит Филарет Киевский (Амфитеатров): <…> если бы ты и не понимал того, что содержится в нем [славянском тексте], от самого чтения ты получаешь великое освящение.

В этой религиозно-культурной парадигме перевод Библии на русский язык воспринимался в лучшем случае как вульгарное упрощение, а в худшем - как злонамеренное осквернение священного образа.

Многие образованные люди даже после появления русского Нового Завета предпочитали читать Библию по-французски. Так, Пушкин писал в 1824 году брату Льву: Отправь с Михайлом все, что уцелело от Александрийского пожара, да книги, о которых упоминаю в письме с сестрой. Библию, Библию! и французскую непременно.

Те редкие в России люди, которые Библию не только почитали, но читали и старались применять в жизни, вызывали у начальства глубокое недоверие. Подозрительное отношение к носителям библейских воззрений описывает Н.С.Лесков в рассказе «Однодум». Его герой Алексашка Рыжов зачитывался Библией и потому, исполняя государственную службу, был справедлив и не брал взяток. Городничий и протопоп встревожились и принялись обсуждать причины дурного поведения Рыжова:

А что "даров не приемлет", - то это по одной вредной фантазии.
- Все же, значит, есть в нем вредная фантазия. А в чем она заключается?
- Библии начитался. - Ишь его, дурака, угораздило!
- Да; начитался от скуки и позабыть не может.
- Экий дурак! Что же теперь с ним сделать?
- Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан.
- Неужели до самого до "Христа" дошел?
- Всю, всю прочитал.
- Ну, значит, шабаш.

Поучительна и легендарная беседа Рыжова с губернатором С.С. Ланским:

- Вы, говорят, знаток Библии?
- Читаю, сколько время позволяет, и вам советую.
- Хорошо; но... могу ли я вас уверить, что вы можете со мною говорить совсем откровенно и по справедливости?
- Ложь заповедью запрещена - я лгать не стану.
- Хорошо. Уважаете ли вы власти?
- Не уважаю.
- За что?
- Ленивы, алчны и пред престолом криводушны, - отвечал Рыжов.
- Да, вы откровенны. Благодарю. Вы тоже пророчествуете?
- Нет; а по Библии вывожу, что ясно следует.
<…>Умер он, исполнив все христианские требы по установлению православной церкви, хотя православие его, по общим замечаниям, было "сомнительно".

В 1824 г., добиваясь закрытия Российского библейского общества, адмирал А.С. Шишков писал графу А.А. Аракчееву: Переводы Священного Писания с высокого языка (называемого Славенским) на простой, в общежитии употребляемый язык (называемый Русским) под предлогом лучшего разумения церковных книг придуманы для уменьшения их важности и поколебания Веры. И еще: Чтение Священных книг состоит в том, чтобы истребить Правоверие, возмутить отечество и произвесть в нем междоусобия и бунты.

Доля правды в этих доносах, вероятно, есть, но только если признать, что одной из исторических основ русского государства является взяточничество и воровство, а также произвол как в чиновном, так и в приближенном к нему церковном аппарате. Как писал А.С. Суворин: Взятка - русская Конституция, а Н.М. Карамзин на вопрос, что происходит в России, ответил одним только словом: Воруют... Распространение Слова Божьего на русском языке действительно могло подорвать такие основы. Страшно было даже подумать о появлении в России множества Алексашек Рыжовых.

Против Библейского общества и перевода Библии на русский язык выдвигались следующие претензии: Раскольники обрадовались Библейскому Обществу, что учредилось, и будто под предлогом крестьянских сотовариществ <…> уже со смелостью открыли свои секты, собрания и скопища раскольническия и учению своему дали ход, презирая св. церкви, собираются явно в избах для своих толков, что прежде тайно у них было.

<…> Библейское Общество и поспешно и дурно перевело новый завет, <…> И сие неудивительно: ибо перевод сих книг священных, который прежде со страхом и трепетом совершали мужи святые и вдохновенные (Кирилл и Мефодий), был брошен нескольким студентам академии, с приказанием сделать оный как можно скорее.

<…>ныне книги священныя, никакой нужды неимевшия по чистоте и правильности своей, более или менее искажены; и вместо священнаго языка на площадной дурной переложены: то чего-же можно ожидать впредь от библейских обществ, когда и старым расколам, и вновь хотящим быть дверь явно растворена.( А. С. Шишков. О злых действиях тайных обществ, выдумавших библейское общество в Европе и неусыпно чрез оное все к своей цели направляющих )

В результате многих подобных доносов в 1826 г. при императоре Николае I РБО закрыли, все имущество Общества стоимостью около 2 000 000 рублей передали Святейшему Синоду, а нераспространенный тираж книг Ветхого Завета сожгли в печах кирпичного завода Александро- Невской- Лавры. Русский же перевод Библии оказался под запретом более чем на 30 лет.

В 30-40 годы XIX века продолжатели дела РБО протоиерей Герасим Павский и архимандрит Макарий (Глухарев) на свой страх и риск предприняли труды по переводу Библии на русский язык и в результате претерпели гонения от церковных и светских властей.

Результат этих страхов и запретов известен. Вот что писал о России в 1854 году русский религиозный философ и поэт, славянофил и российский патриот А.С. Хомяков:

В судах черна неправдой чёрной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мёртвой и позорной,
И всякой мерзости полна! ( К России )

Лишь в 1858 г. активному участнику перевода РБО св. митрополиту Московскому Филарету удалось возобновить труды по переводу Библии на русский язык.

Тем не менее, и тогда необходимость перевода Св.Писания на понятный народу язык многими упорно отрицалась. Среди оппонентов м. Филарета Московского ( Дроздова ), были м. Филарет Киевский ( Амфитеатров ), а также обер - прокурор Св. Синода граф А. П. Толстой.

Противники русского перевода использовали , например, такие аргументы: Простолюдины на славянском языке слышат только святое и назидательное. Умеренная темнота сего слова не омрачает истину, а служит ей покрывалом и защищает от стихийного ума. Отымите это покрывало, тогда всякий будет толковать об истинах и изречениях Писания по своим понятиям и в свою пользу. А теперь темнота заставляет его или просто покоряться Церкви или просить у Церкви наставления.

<…> Допустив новый перевод несообразный во многом с церковным пением и чтением, и пустив его в народное употребление, какое церковь будет иметь влияние на разномыслящих? Какую положить преграду умствованиям, несогласным с ея духом, когда сама допустила в себя самой противоречие? Каким способом будет она управлять мышлением членов своих вне храма, когда домашнее их чтение часто не будет подтверждать того, что они слышали в церкви при богослужении. ( Из анонимных статей 1857 г.)

Решающим фактором для возобновления перевода стало соизволение на то императора Александра II. Наконец, в 1876 г. полный русский перевод Библии был издан по благословению Святейшего Синода и потому получил название Синодального. Синодальный перевод фактически является неглубокой редакцией перевода РБО, во всяком случае, был создан на его основе. Если сравнить перевод РБО XIX века с Синодальным, то эти тексты совпадают более чем на 90%.

Следует отметить, что Синодальный перевод предназначался вовсе не для церковного, а только для личного употребления, как пособие к уразумению Священного Писания (то есть «настоящей» Библии, которой по-прежнему считалась Славянская). Вскоре после публикации церковные деятели и ученые подвергли этот перевод суровой критике, причем с разных позиций.

Так, святителя Феофана Затворника не устраивало то, что новый перевод отличается от читаемого в церкви: Я не могу чаять никакой пользы от перевода библии. От нее - вред и большой.<…>, новый перевод лишает нас пособия понимать по православному слово Божие; ибо дает текст иной от того, который употребляли св. отцы. Перевод сдвигает нас с оснований. Новые мысли, новая церковь, новая эра: вот, что от перевода! <…> Как они там ни толкуй, но не могут переводчики избежать упрека в презрении к библии сущей в Церкви. Они обошли эту библию; чем дали мысль, что по их убеждениям сия библия не стоит труда, чтоб переводить ее. Они уничижили и оплевали ее, как негожую к делу.

Обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев называл Синодальную Библию первым опытом, который<…>, конечно, не мог быть совершенным.

Друг его, известный лингвист и востоковед Н.И. Ильминский, отмечал среди недостатков Синодального перевода его дубоватость по языку. Однако, настоящую угрозу он видел в грядущем появлении нового литературного перевода Библии. Вот что он писал К. П. Победоносцеву: Если православные миряне, пленяясь, благодаря ясному русскому изложению, содержанием Евангелия и вообще Библии, принимают русский перевод и бросают славянский, то они уже прервали внутреннюю связь с православной церковью. И в этом смысле художественный русский перевод слова Божия может быть опаснее нынешнего топорного. ( т. е. Синодального )

Едва ли не единственными, кто приняли этот перевод сразу и безоговорочно, стали штундисты, которые начали ревностно изучать и распространять русскую Библию и в результате подверглись жестоким гонениям. Инициатором и главным вдохновителем этих гонений стал обер– прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев, который прекрасно знал, в каком духовном невежестве пребывает русский народ и писал по этому поводу : Какое таинство религиозная жизнь народа такого, как наш, оставленного самому себе, неученого! Спрашиваешь себя: откуда вытекает она? И когда пытаешься дойти до источника, ничего не находишь. Наше духовенство мало и редко учит, оно служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует; остается служба церковная и несколько молитв, которые, передаваясь от родителей к детям, служат единственным соединительным звеном между отдельным лицом и церковью. ( Московский сборник )

Впрочем, Библия была незнакома не только простому народу. Вот что рассказывает о разумении богослужебных текстов среди т.н. культурных людей М.Е. Салтыков- Щедрин:

Самое Евангелие вовсе не считалось краеугольным камнем, <…> а немногим чем выше всякой другой книги церковно-служебного круга. Большинство даже разумело под этим словом известный церковно-служебный момент. Говорилось: "Мы пришли к обедне, когда еще Евангелие не отошло; или: Это случилось, когда звонили ко второму Евангелию", и т. д. Внутреннее содержание книги оставалось закрытым и для наиболее культурных людей.

<…> иногда (преимущественно по праздникам) возникали и богословские споры. Так, например, я помню, в преображеньев день (наш престольный праздник), по поводу слов тропаря: Показавый учеником своим славу твою, яко же можаху, - спорили о том, что такое "жеможаха"? сияние, что ли, особенное? А однажды помещица-соседка, из самых почетных в уезде, интересовалась узнать: что это за "жезаны" такие? И когда отец заметил ей: "Как же вы, сударыня, Богу молитесь, а не понимаете, что тут не одно, а три слова: же, за, ны..., за нас, то есть... - то она очень развязно отвечала:
Толкуй, троеслов! Еще неизвестно, чья молитва богу угоднее. Я вот и одним словом молюсь, а моя молитва доходит, а ты и тремя словами молишься, ан бог-то тебя не слышит, и проч., и проч. ( Пошехонская старина )

Итог подвел в 1917 г. в своей статье «Собор и Библия» председатель Русской библейской комиссии профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии И.Е. Евсеев:

Пред Русской Церковью по отношению к Библии стоит масса непорешенных вопросов. <…> Церковь от этих вопросов отмахивалась, решать их за нее приходилось частным лицам или частным установлениям,<…> Одним из создавшихся таким путем предубеждений по отношению к Библии была боязнь Библии, опасение, что близкое непосредственное знакомство с Библиею не повредило чистоте веры, даже существованию самой веры и сохранению рассудка у читателей Библии. Предрассудок нелепый, но он имеет самые ужасные, гибельные последствия: Библию народ не читает, в народе она почти неизвестна;<…> Даже самый перевод Библии на доступный пониманию народа русский язык появился по настоянию и почину не Церкви, а независимых от нее двигателей. <…> Обидно для национального чувства признание, что наша Церковь была холодна к первоисточнику божественной истины, что Святая Русь не любила и не любит Библии.

В той же статье профессор И.Е. Евсеев указывал, что Синодальный перевод Библии <…> неотложно требует пересмотра или, еще лучше,- полной замены.<…> Язык этого перевода тяжелый, устарелый, искусственно сближенный со славянским, отстал от общелитературного языка на целый век: это совершенно недопустимый в литературе язык допушкинского времени, не скрашенный притом ни полетом вдохновения, ни художественностью текста.

Дискуссии вокруг Синодального перевода и его критика закончились вместе с приходом к власти большевиков. На многие десятилетия этот перевод Библии стал единственным. В годы господства коммунистической идеологии и гонений на верующих он являлся духовной опорой для русских христиан и потому стал пользоваться (особенно среди протестантов) непререкаемым авторитетом и восприниматься как святыня.

Православные христиане начали пользоваться в богословском образовании и официальных церковных публикациях русским Синодальным переводом, а не Славянской Библией только в 60 гг. XX в., причем явочным порядком, без официальной санкции на то Собора или Синода.

Таким образом, Синодальный перевод приобрел статус общепринятого национального перевода Библии только к 70 гг. XX века, причем не благодаря научным или литературным достоинствам, но, главным образом, в силу исторических причин.

Вместе с тем личное чтение этого текста стало все больше заменяться его церковным почитанием и использованием в качестве служебного элемента литургии.

Российские протестанты вполне усвоили эту традиционную установку и применили ее к своему богослужению. В нем Священное Писание как связный текст почти не воспроизводится и не осмысливается. Библия предстает , главным образом, как предмет общепринятого почитания ( то есть «словесная икона»), а также служит ресурсом, откуда извлекаются отдельные цитаты, которые служат элементами проповеди и остального торжественного чинопоследования.

В данной парадигме Библия «почитается, но не читается» и вообще фактически служит не главным посланием, а богослужебным цитатником.

Для большинства участников такого богослужения слушание проповеди и само присутствие на чинопоследовании становится важнее личного чтения и распространения Библии.

Таким образом, Синодальный перевод, изданный как пособие к уразумению Слова Божьего для народа, в основном вошел в тысячелетнее русло культового употребления.

Показательно, что в отношении ежегодного распространения Библий Россия более чем в 5 раз уступает Нигерии и Индонезии, более чем в 10 раз - Корее , а Бразилии так в 20 с лишним раз. На фоне этих и других стран Россия выглядит библейским карликом. Зато в нашей стране люди ежегодно приобретают в 10 раз больше автомобилей, чем Библий. «Бедная» Россия!

В 2011 г. РБО опубликовало современный русский перевод Библии, предназначенный, прежде всего, для самостоятельного чтения, а также духовно-просветительских целей.

Согласно первому Уставу РБО Главный предмет Общества есть способствование к приведению в России в большее употребление Библий <...> Иными словами, мы работаем над тем, чтобы Библия в России стала самостоятельной ценностью и вошла в сознание и жизнь народа.

В то же время РБО никому не навязывает современный русский перевод, но продолжает и будет продолжать издание Синодального, церковнославянского и иных переводов Библии.