Первый перевод Нового Завета в России

(К переизданию первого перевода НЗ РБО) 

Предисловие

1

Первый перевод Нового Завета на русский язык появился в начале XIX в. и был результатом деятельности Российского Библейского общества, которое открылось в 1812 г. и существовало до 1826 г. До этого времени в пользовании у русских был церковнославянский перевод Нового Завета, возникший в середине IX в. и прошедший долгую историю переписки, редактур и изданий. В домашнем обиходе и школьном преподавании были в ходу также переводы на новые европейские языки.

Работа Библейского общества в России началась с переиздания славянской Библии и славянского Нового Завета, однако вопрос о переводе св. Писания на живой русский язык встал довольно скоро. Президентом общества был князь А.Н. Голицын, человек близкий к императору Александру I. Идея перевода Библии на русский язык была, вероятно, близка им обоим, и не только им, это была идея того именно времени. Вместе с тем, в консервативных кругах русского общества сама мысль об использовании обиходного «вульгарного» языка для передачи высоких истин Откровения казалась святотатственной. Так что подготовка к началу перевода заняла несколько лет и была проведена надлежащим образом: в феврале 1816 г. князь Голицын (он был и обер-прокурором Св. Синода) сообщил Синоду «искреннее и точное желание Его Величества доставить и россиянам способ читать слово Божие на природном своем российском языке, яко вразумительнейшем для них славянского наречия, на коем книги Священного писания у нас издаются». При этом предлагалось, чтобы «переложение священного текста на русский язык» было издано вместе с «древним славянским текстом». Такое издание предназначалось для домашнего чтения, ибо, как было отмечено специально, «само собою разумеется, что церковное употребление славянского текста долженствует остаться неприкосновенным». Синод, одобряя волю государя, счел, что переложение Священного писания на русский язык может быть полезно «для чтения людям всякого звания», и постановил поручить Комиссии духовных училищ найти людей в Петербургской духовной академии способных к делу перевода, с тем чтобы затем их перевод представить в Российское Библейское общество для рассмотрения и одобрения членами Общества «из духовных особ», после чего допускалось возможным издать русский перевод Нового Завета параллельно с церковнославянским текстом.

Комиссия духовных училищ в марте 1816 г. предложила свое постановление по этому вопросу. Фактически оно представляло собою руководство для переводчиков и определило характер не только первого перевода на русский язык, но было использовано и при следующем переводе, так называемом Синодальном 1876 г., причем этот второй перевод гораздо последовательнее реализовал выдвинутые принципы. Будет полезно поэтому привести этот документ в почти полном объеме:

«Поручить дело сие ректору Санкт-Петербургской Духовной академии о. архимандриту Филарету с прочими членами академии, с соблюдением следующих правил: 1) для поспешности перевод разделить на несколько лиц, коих избрание представляется усмотрению его же о. архимандрита Филарета; 2) первые книги дать тем лицам, которые могут скорее окончить перевод оных; 3) переведенная книга читается сотрудниками, сколько их может собраться, как для усовершения перевода, так и для замечания некоторых слов и выражений, дабы перевод одних слов по возможности был один во всех книгах; 4) приготовленная таким образом книга представляется для окончательного рассмотрения при Библейском Обществе».

Дальнейшие пункты касались уже самого перевода: «5) при переводе никогда не переносить слов из одного стиха в другой; 6) целых членов речи и в одном стихе не переставлять с места на место; 7) слова и выражения, принадлежащие к одному стиху, взаимно перемещать в одном и том же составе речи позволительно там, где сего потребует свойство российского языка и где перемещение способствовать будет к ясности; 8) одно слово переводить двумя, и обратно, позволительно в том только случае, где без сего нельзя обойтись по свойству языка» и т.д.

Далее говорится о том, что следует считать при переводе «оригиналом»: «Греческого текста, как первоначального, держаться в переводе преимущественно пред славенским; но слов, избыточествующих в славенском, не исключать из текста, а токмо отличать их знаками». Это сложно выраженная формулировка означает именно то, что при непременном обращении к греческим текстам настоящим оригиналом все-таки был славянский текст Нового Завета. И следующий пункт инструкции подтверждает такое понимание: «величие Священного писания состоит в силе, а не в блеске слов; из сего следует, что не должно слишком привязываться к славенским словам и выражениям, ради мнимой их важности», — то есть в качестве нормальной процедуры рассматривался перенос славянских слов и выражений в русский перевод, но переводчикам предоставлялось право иногда отступать от этой процедуры. Специально оговорены и случаи, в которых обязательно следует употреблять славянские слова и выражения, а именно: если недостает соответствующих русских слов или соответствующие русские слова «не принадлежат к чистому книжному языку». Однако если употребление славянских слов делает текст темным и маловразумительным, их употребление нежелательно. Конечно, определяющим моментом в этих поисках был замысел параллельного издания двух текстов, естественно, что от русского перевода ожидалась полная тождественность славянскому, что и ставило его в положение подлинника.

О главных качествах, которые должны быть присущи будущему переводу, сказано в весьма общих выражениях: «Главные качества перевода соблюсти должно следующие и в следующем порядке: во-первых — точность; во-вторых — ясность; в-третьих — чистоту». Требования эти, безусловно, справедливые, но переводы, основанные на них, могут расходиться между собою очень существенно.

Инструкция была составлена архимандритом Филаретом (Дроздовым Василием Михайловичем), впоследствии митрополитом московским. Тогда он был ректором Петербургской духовной академии, и стал одним из главных лиц в деле этого перевода; благодаря энергичному покровительству князя Голицына его полномочия были весьма широки.

При Российском Библейском обществе был создан специальный Переводный комитет, который рассматривал поступающие переводы, и после работы с ними, передавал их для издания. В 1818 г. четыре Евангелия уже были напечатаны. Их переводчиками были священник Герасим Павский (Евангелие от Матфея), ректор петербургской семинарии архим. Поликарп (Евангелие от Марка), ректор киевской семинарии архим. Моисей (Евангелие от Луки) и архимандрит Филарет (Евангелие от Иоанна). Архимандрит Филарет написал и предисловие к этому изданию, которое было опубликовано за подписью трех лиц: митрополита петербургского Михаила, митрополита московского Серафима и самого Филарета, ставшего к тому времени тверским архиепископом. Работа по дальнейшему переводу книг Нового завета продолжалась. В 1821 г. вышли издания, содержащие кроме Евангелий Апостольские послания и Откровение Иоанна Богослова. К сожалению, архивные материалы не сохранили для нас ни точного списка участников всего мероприятия, ни полного исторического отчета о его проведении в жизнь¹.

В марте 1823 г. князь Голицын представил в Переводный комитет записку, в которой предлагалось издание Нового завета только на русском языке, без параллельного славянского текста. Побудительные причины к этому, как сказано в записке, были следующие: во-первых, большинство лиц из тех, кто приобретает славяно-русские издания Нового Завета, уже имеют Новый Завет на славянском языке; во-вторых, печатание двух текстов параллельно делает книгу громоздкой и неудобной для пользования; в-третьих, цена книги становится вдвое дороже, чем если бы это было издание только одного русского текста; в-четвертых, формат и величина книги не позволяют ее всегда иметь при себе (на что особенно жаловались люди военные); в-пятых, по причине большого формата и относительной дороговизны славяно-русское издание нельзя ввести во всеобщее употребление в училищах как учебную книгу. Докладывая в Комитете эту записку, Голицын сообщил, что она уже известна государю, и что государь «соизволил на напечатание Нового Завета без славянского текста, на основания мнения, в сей записке изложенного». Таким образом Комитет приступил к этому делу немедленно, и в 1823 г. вышло первое издание русского перевода Нового Завета уже без славянского текста. Затем это издание воспроизводилось и в следующие годы до конца существования Библейского Общества.

2

Оценка Первого перевода не может быть сделана без сопоставления его с Синодальным переводом, который, как это будет видно из дальнейшего, сформировался на базе Первого русского перевода. Следует иметь в виду, что состав участников двух переводов совпадал по крайней мере в лице митрополита Филарета, бывшего главным действующим лицом и в Российском Библейском обществе в 10-20-е гг. и в Священном Синоде в 60-70-е гг.

Самым общим образом библейские переводы можно разделить на два типа: таргум и собственно перевод. Термин таргум имеет еврейское происхождение и значит именно «перевод», но тот тип перевода, который обозначается этим термином в библейской науке имеет одно принципиальное отличие от обычного перевода: таргум никогда не функционирует самостоятельно в отрыве от Священного Писания, но всегда сопровождает чтение оригинала. Таргумы появились у ветхозаветных евреев в то время, когда вернувшись в VI в. из Вавилонского пленения они обнаружили, что потеряли свой родной еврейский язык, перешли в быту на арамейский и, как следствие, перестали понимать Библию, когда ее читали в Храме или синагогах. Поэтому вслед за чтением Библии в оригинале, чаще всего плохо воспринимаемом, стали повторять содержание отрывка на арамейском языке, как бы комментируя, пересказывая, толкуя оригинал. Вследствие такого употребления таргума от него никогда не ждали точной и последовательной терминологии, безупречной богословской интерпретации, зато на него никогда не распространялось то религиозное почитание, каким пользовался текст Священного Писания ².

По мере распространения христианства среди прежде языческих народов, по мере расширения литургического употребления Писания на новых языках переводы стали функционировать самостоятельно, без оригинального текста. Этим самым изменились требования, которые стали предъявлять к ним: от них стали ожидать теперь последовательной и непротиворечивой терминологии, точной передачи содержания оригинала, хорошего стиля и эмоционального воздействия на слушателя или читателя. Изменилось и отношение к переводам: выступая как заместители Священного Писания, они переняли на себя то почитание, которым окружены оригинальные тексты Священного Писания. Всякий, кто присутствовал на православном богослужении, знает, например, каким сложным ритуалом сопровождается вынос из алтаря Евангелия, написанного по-церковнославянски, его чтение, его возложение обратно на престол; да и сама книга напрестольного Евангелия представляет собою обычно роскошное произведение графического и книгоиздательского искусства, мастерства художника и переплетчика. Это — храмовая святыня, хотя содержит всего лишь перевод.

Первый русский перевод с самого начала был задуман как таргум, и не только потому что в богослужебном употреблении должен был оставаться и действительно остался церковнославянский текст, подсобное назначение этого перевода подчеркивалось его параллельным изданием рядом с церковнославянским текстом; лишь энтузиазм сотрудников Российского Библейского общества привел к тому, что несколькими годами позже появились отдельные издания русского текста. Рассматривая, однако, характерные черты этого перевода, мы приходим к выводу, что конечный результат вышел далеко за те первоначальные узкие пределы, какие были поставлены перед ним.

ААА. Прежде всего бросается в глаза богословская самодостаточность этого перевода. Верное следование церковнославянскому тексту фактически целиком и полностью освободило переводчиков от самостоятельного решения богословских вопросов в новом переводе и вместе с тем придала тексту богословскую полноценность. Прежде всего к этому результату привело усвоение традиционной религиозной терминологии, которая, будучи по своему происхождению церковнославянской, к тому времени была уже вполне освоена русским языком и не могла рассматриваться в нем как чуждый или неорганический элемент. Первый русский перевод дал традиционной церковнославянской терминологии права гражданства в русском языке. Таким образом, вслед за этим переводом мы до сих по употребляем термины вознесение, воскресение, грех, крещение, покаяние, утешитель и др., не всегда даже догадываясь, что и греческий оригинал, и словообразовательные возможности русского языка позволяют и для этих привычных обозначений найти иную лингвистическую оболочку ³.

Впрочем, один из числа наиболее важных терминов был введен этим переводом и получил после него значение основного термина, это прощение (грехов), ср. в составе Господней молитвы в Мф 6:12, Лк 11:4: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим», в литургическом церковнославянском тексте употреблен глагол оставити, в этом же значении применяется в церковнославянских текстах глагол отпустити. Новый термин не был, конечно, изобретен создателями первого русского перевода, а взят из обиходного употребления: памятникам русской письменности он известен из глубокой древности, тогда как церковнославянские тексты его не знают. Характерно отсутствие полной последовательности в употреблении нового термина: например, в молитве пророка Захарии (Лк 1:77) оставлено старое словоупотребление «спасение во оставлении грехов»; в Синодальном переводе эта непоследовательность устранена: «спасение в прощении грехов».

Интересная попытка уточнения терминологии предпринята в эпизоде благовестия, с которым ангел обращается к пророку Захарии (Лк 1:19): «я Гавриил <...> послан <...> возвестить тебе сию радость», тогда как и церковнославянский текст, и Синодальный перевод сохраняют точную передачу греческого оригинала с помощью глагола благовестити (eЧaggelАsasjai) ⁴. Несомненно, переводчика смутило то обстоятельство, что в данном эпизоде содержание благовещения относится не к приходу Христа, а к явлению Предтечи его. Точно так же в Рим 10:15 при цитировании Исайи 52:7 «прекрасны ноги благовествующих мир» применено причастие проповедующих, поскольку и в этом случае речь не идет о проповеди христианства.

При изложении Рим 6:3 в Первом русском переводе сделана попытка вскрыть образность одного из главных христианских терминов и обогатить тем самым стиль апостола Павла: «Уже ли вы не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, погружались в смерть его?» Разумеется, в греческом оригинале дважды употреблен один и тот же глагол baptАzw, который имеет значение «погружать в жидкость», а вследствие этого стал христианским термином, поскольку таинство принятия христианства осуществляется при погружении в воду. Синодальный перевод убирает эту игру слов.

Греч. слово §llhn имеет в Новом Завете три значения: иногда им обозначаются грекоязычные евреи рассеяния, так называемые эллинисты (см. Ин 7:35), иногда греки, что обычно в Деяниях, но иногда, в посланиях апостола Павла, язычники в противопоставлении иудеям. Во всех этих случаях церковнославянский перевод вслед за греческим оригиналом последовательно употребляет только одно слово еллинъ. В первом русском переводе, однако, была сделана попытка выделить богословски важное третье значение у ап. Павла и переводить его словом язычник, см. Рим 1:14, 16, 2:9, 10, 3:9, 10:12, 1 Кор 10:32, 12:13, Гал 3:28. Легко убедиться, что такое решение повышает для нас сегодня богословское напряжение мысли апостола, подчеркивая вневременное и вечное звучание его проповеди христианства, ср. Гал 3:28: «Нет уже ни иудея, ни язычника, нет раба, ни свободного, нет мужчины и женщины: ибо все вы одно во Христе Иисусе». Впрочем, введено это богословское уточнение без особой последовательности, так что та же самая мысль выражена в Колос 3:11 с применением традиционного термина еллин. В Синодальном переводе слово язычник оставлено только в Гал 3:28, во всех остальных случаях оно было заменено на «еллин».

Еще один случай самостоятельного богословского решения мы встречаем в Евангелии от Иоанна. В отличие от других евангелистов Иоанн не описывает евхаристии, которая была совершена Иисусом во время последнего ужина с учениками ⁵, зато евхаристическая тема полноценно разработана им в шестой главе, которая открывается эпизодом насыщения пяти тысяч, после чего следует проповедь в синагоге Капернаума, когда Иисус объясняет, что истинная пища и истинная питье – это его тело и его кровь. Греческое название таинства причастия «евхаристия» было уже в древности переведено у славян терминами благодарение или воздание хвалы, передающими внутреннюю форму греческого слова, поэтому всякие отступления от этих соответствий имеют исключительно богословские причины. В начале эпизода мы находим традиционную передачу термина в соответствии с церковнославянским словоупотреблением: «Иисус, взяв хлебы, воздав хвалу, роздал ученикам» (Ин 6:11). Однако при описании событий следующего дня, когда толпы разыскивают Иисуса на месте насыщения, переводчик изменяет терминологию: «суда пристали близь места, где ели хлеб по благословении Господнем» (Ин 6:23). Между тем в обоих стихах греческого текста употреблен один и тот же глагол (eЧcaristЎw), ср. в церковнославянском «хвалу воздавше Господеви». Правда, при описании тайной вечери в Евангелиях от Матфея (26:26) и Марка (14:22) и церковнославянский текст употребляет глагол благословити, но там греческий текст содержит форму eЧlogЎw, тогда как в стихах Мф 26:27, Мр 14:23, Лк 22:17 и 19, 1 Кор 11:24 при описании этого таинства употребляется терминологически точное сочетание воздать хвалу или благодарить (греч. eЧcaristЎw). Таким образом, переводчик смело «исправил» евангелиста путем согласования, гармонизации с Мф 26:26 и Мк 14:22. Синодальный перевод удержал это новшество первого русского перевода, и лишь епископ Кассиан (Безобразов) в своей редакции 1970 г. вернул правильное чтение: «ели хлеб по благодарении Господнем» ⁶.

Такие терминологические новшества даже в большей степени, чем следование церковнославянской традиции, говорят о том, что создатели первого русского перевода вышли далеко за рамки первоначальной задачи по созданию вспомогательного разъяснения (таргума) для церковнославянского текста.

Кроме того в первом русском переводе мы обнаруживаем стремление к обновлению восприятия устоявшихся религиозных образов и способов их изложения; во многих таких случаях Синодальный перевод вернулся к церковнославянскому тексту. Приведем без комментариев несколько примеров, в которых первый перевод противопоставлен общему чтению церковнославянского текста и Синодального перевода (это общее чтение приводится на втором месте):

Мф 1:19 добр (об Иосифе) : праведен; 4:17 близко (царство небесное) : приблизилося; 6:13 не предай (искушению) : не введи (в искушение); 9:25 воскресла (девица) : встала; 10:27 провозглашайте (на крышах) : проповедуйте; 11:10 вестник (об Иоанне Предтече) : ангел; 11:12 достигают (царства небесного) : восхищают (царство); 13:57 нигде нет пророку меньше чести, как в отечестве своем : не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем; 23:6 первые места : предвозлежания; 26:32 встречу (в Галилее) : предварю; Лк 1:37 нет ничего невозможного для Бога : у Бога не останется бессильным никакой глагол (цсл. не изнеможется у Бога всяк глагол); 1:48 блаженною нарекут (Богородицу) : ублажат; 2:14 к человекам благоволение : въ человеках благоволение; Ио 1:3 без него не получило бытия ничто : без него ничто не начало быть; 2:4 что тебе до меня : что мне и тебе; 5:22 всякий суд (отдал Сыну) : весь суд ⁷; Деян 2:9 обещание : обетование; 3:6 именем (Иисуса ходи) : во имя ⁸; 3:25 постановил (завет) : завещавал; 8:22 простится (помышление) : отпустится; 8: 40 проповедывал Евангелие (Филипп) : благовествовал; 18:25 учение : путь ( то же в 19:9, 23 и др.) и т.д.

Уже из этих примеров видно, что Первый русский перевод никоим образом не был простой русификацией церковнославянского текста, он отразил в себе стремление его создателей дать новую интерпретацию Откровения. Однако это была сложная работа, которая опиралась на два источника — греческий оригинал и принятую в русской православной Церкви богослужебную форму текста на языке церковнославянском.

Внимательное чтение последнего позволило переводчикам выявить и не повторить одну ошибку церковнославянского текста, которая известна всей рукописной и печатной церковнославянской традиции, то есть восходит, по всей вероятности, к первоначальному тексту, появившемуся в IX в. Говоря о своем предвечном существовании Иисус восклицает: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой» (Ин 8:56). В церковнославянской традиции здесь применено условное наклонение (радъ бы былъ дабы видэлъ день мnи) ⁹, что несовместимо с ответной репликой неверующих иудеев: «Тебе нет еще и пятидесяти лет, и Тебе ли видеть Авраама?» и богословски значимым ответом Иисуса: «Прежде нежели Авраам родился, я Был».

Эта же тема предвечного существования Иисуса Христа привлекла внимание переводчиков и в Ин 8:25. Здесь на вопрос иудеев, кто же Он, церковнославянский текст дает ответ «начатnкъ @кn и глагnлg вамъ», совершенно буквально переведя греч. tЁn „rcЁn Ф ti kaї lalл ШmКn ¹⁰. Первый перевод предлагает более естественную, но и вполне свободную передачу оригинала, которая в то же время не закрывает возможности для переносного осмысления в богословском плане: «Я то, что Я и говорил вам о Себе сначала». Синодальный перевод предпочитает богословски насыщенное решение «от начала Сущий», для которого, однако, греческий текст не дает оснований.

Нужно отметить, что Первый перевод не вполне свободен от ошибок, что впрочем не должно казаться явлением исключительным в таком многотрудном деле, как перевод Священного Писания. Так, например, в изложении последнего морского путешествия апостола Павла при описании бури и кораблекрушения есть некоторые неточности. Вот как излагается начало эпизода с кораблеркушением: «А как пристань неспособна была к перезимованию, то большая часть бывших на корабле полагали отправиться оттуда, чтобы, если можно, дойти до Финика <...> и там перезимовать. Подул южный ветер, и они думая, что уже получили желаемое, отправились» (Деян 27:12-13). В таком изложении остается не вполне понятным, что это такое – «полученное желаемое». Толкователь книги Деяний в составе так называемой «Толковой Библии Лопухина» сопровождает это место, воспроизведенное без перемен в Синодальном переводе, таким комментарием: «Намечено было по возможности добраться до пристани Финика <...> Подувший южный ветер еще более окрылил надежды плавателей, уже мечтавших о получении желаемого» ¹¹. Следовательно, желаемым было достичь пристани Финик, и южный ветер как бы внушил мореплавателям, что они уже этого добились. Между тем стих 13 греческого текста имеет следующее начало: «ШpopneЦsantov dџ nОtou dОxantev t°v projЎsewv kekrathkЎnai», что должно быть переведено буквально так: «когда же задул нот [южный ветер], решив добиться желаемого,» (они отправились). Первый перевод представляет дело так, как если бы в греческом тексте инфинитив kekrathkЎnai входил в конструкцию Accusativus cum infinitivo, тогда как он зависит от причастия dОxantev. Не исключено, что в этом случае Первый перевод вновь стоит в зависимости от английского Короля Иакова: «And when the south wind blew softly, supposing that they had obtained their purpose, <...> they sailed», тогда как церковнославянский предлагает вполне правильную, хотя, может быть не вполне понятную, передачу: «дхнувшу же gгу, мнэвше вnлg свng улучити <...> пл^ху» ¹².

Другая неточность находится ближе к концу этого эпизода, когда после двух недель морской бури, корабль приблизился к какой-то суше и матросы решили спастись на лодке, оставив пассажиров на произвол судьбы: «Когда же корабельщики хотели бежать с корабля и под предлогом, будто хотят опустить якори с носа, спускали на море лодку, Павел сказал сотнику и воинам: Естьли они не останутся на корабле, то вы спастись не можете. Тогда воины отсекли веревку у лодки, отчего она упала» (Деян 27:30-32, эпизод в таком же виде повторен в Синоальном переводе). В действительности события разворачивались несколько иначе: корабельщики уже опустили лодку в море, когда Павел заметил, что они хотят бежать, так что воины обрубили канат и дали лодке уплыть. Ошибка связана с тем, что причастие совершенного вида (аориста) calasѓntwn в Первом переводе истолковано как несовершенное, а выражение eЕasen aЧtЁn ўkpeseКn «позволили ей отпасть» понято в связи со стихом 16, где рассказывается, как лодку пришлось привязывать, чтобы ее не унесло волнами. Однако глагол ўkpАptw в отношении к лодке употреблен в стихе 32 в том же значении, что и в стихе 17, где говорится о том, что они боялись, как бы корабль «не вынесло на мели Сирта» (mЁ eБv tЁn SЦrtin ўkpЎswsin) ¹³.

В конце этого эпизода есть еще одна неточность. Увидев залив с плоским берегом, матросы решили выброситься с кораблем на берег: «И так, снявшись с якорей, пустились по морю и <...> держали к берегу.» (Деян 27:40). Синодальный перевод несколько поправил это чтение: «И поднявши якоря, пошли по морю и <...> держали к берегу». Действительно, в греческом употреблен переводный глагол, но вовсе не aЕrw «поднимать», а aВrЎw «брать», так что целое должно быть переведено «И взяв якоря, пустили в море» (kaї t‚v „gkЦrav perielОntev eЕwn eБv tЁn jѓlassan), то есть речь идет о нередком в морском деле снятии судна с якорей, когда для скорости якорные канаты приходится обрубать; только этим объяснимо указание «в море». И церковнославянский, и английский переводы здесь дают такое же истолкование греческого оригинала, но гораздо точнее в этом случае редакция еп. Кассиана: «И сняв якоря, они пустили их в море».

Вполне сознательным, вероятно, является отступление от оригинала в Деян 27:29: «И так, боясь, чтобы не попасть на каменные места, бросили с кормы четыре якоря, и ожидали дня» (то же в Синодальном переводе, в редакции еп. Кассиана с некоторым усилением «напряженно ждали»). Однако греческий оригинал не оставляет сомнений в том, что они молились о наступлении дня (hЫconto «mЎran genЎsjai). Похоже, что эта замена была продиктована пиитическим отношением к ап. Павлу и его спутникам: ведь эта молитва должна была быть совместной с язычниками. Аналогичную робость проявляет здесь английский перевод (and wished for the day) и перевод Лютера (und wьnschen, daЯ es Tag wьrde), но не церковнославянский (мnляхnмся да день будетъ).

Следует подчеркнуть, что эпизод бури на море в Деяниях ставит перед переводчиком большие проблемы, поскольку весьма сжатое его описание по большей части закрывает для нас сегодня точное понимание всех деталей этого напряженного события; о многом приходится просто догадываться. Важнее в данном случае обратить внимание на то, что во всех этих деталях Синодальный перевод полностью зависит от своего предшественника. По сути дела Синодальный перевод должен рассматриваться как редактура или переработка первого русского перевода; отношение между двумя этими версиями заслуживает самого серьезного внимания и изучения, ибо традиция русских переводов Св. Писания крайне скромна. В данном случае мы делаем лишь первые шаги в этом направлении, так что не сможем исчерпать до конца эту важную тему.


БББ. Точно также Первый перевод не остался в заданных ему Инструкцией границах при определении оригинала. Инструкция эта, как было сказано, стремилась поставить в качестве оригинала церковнославянский текст. Редактура церковнославянского текста, осуществленная перед его изданием в 1751 г. в виде так называемой Елизаветинской Библии, придала церковнославянскому тексту большой авторитет; во всю первую половину XIX в. в официозных кругах выдвигалась идея канонизация Елизаветинской Библии по примеру латинской Вульгаты, но осторожное благоразумие церковного руководства, в частности московского митрополита Филарета предотвратило этот шаг ¹⁴. Безусловно, как текст литургического применения церковнославянский текст содержал в себе все главные черты греческого текста, принятого в византийском богослужении, и это придавало ему большую церковно-религиозную значимость. Вместе с тем, инициаторы русского перевода были достаточно образованными людьми, чтобы отдать все законные преимущества оригиналу перед переводом, но их отношение к греческому оригиналу существенно отличалось от того, какой имеет место сегодня.

Хотя многие из тех фактов, на которые опирается современная теория греческого новозаветного текста, были известны уже к началу XIX в. все же сама эта теория была оформлена только к третьей четверти века в издании греческого новозаветного текста, осуществленном двумя выдающимися английскими специалистами Хортом и Весткоттом ¹⁵. Согласно ей, в древности существовали три разновидности греческого новозаветного текста: (1) Александрийский, наиболее близкий к первоначальному оригиналу, (2) Западный, неустойчивый и нестабильный текст бродячих проповедников христианства, и (3) Византийский, получивший признание и распространение с IV в., после того как христианство добилось официального признания в Римской Империи. Александрийский текст достаточно хорошо известен сегодня по Ватиканскому кодексу IV в. (сокращенно — В), его существование уже во II в. убедительно доказывается папирусом № 75, который в главных чертах согласуется с В. Западный текст тоже может датироваться II в., но вследствие слишком большого диапазона разночтений, которые характерны для его представителей, его трудно использовать для реконструкции архетипа (первоначального текста); его лучший представитель кодекс Безы V в. (сокращенно обозначаемый — D) имеет немало совпадений с византийским текстом и древними латинскими переводами. Византийский текст получил распространение в связи с богослужением, поэтому он подвергся хорошо заметному редактированию, которое ставило перед собою такие цели как облегчение восприятия текста на слух (замена местоимений именами, улучшение грамматики), гармонизацию текста, с тем чтобы отрывки сходного содержания имели одинаковое лексико-грамматическое воплощение; отражением устно-литургического бытования текста является прибавление в конце текста или других значимых местах как обязательного элемента восклицания аминь. Ранним и хорошим представителем византийского текста является Александрийский кодекс V в., подаренный королю Иакову в начале XVII в. константинопольским патриархом Кириллом Лукарисом и хранящийся в Британском музее.

Из пяти с лишним тысяч греческих рукописей, содержащих текст Нового Завета, более 80% относятся к византийскому типу, так что при первом издании греческого текста в 1516 г. (его осуществил в Базеле знаменитый гуманист Эразм Роттердамский) были использованы рукописи византийского типа. Почти все издания греческого новозаветного текста до начала ХХ в. представляли собою перепечатки этого первого издания, почему за этим типом византийского текста закрепилось название Textus Receptus («общепринятый текст», сокращенно — TR). Все переводы до начала ХХ в. на европейские языки, включая перевод Мартина Лютера и Библию короля Иакова были сделаны с этого издания. Церковнославянская традиция не была столь тесно связана с этим изданием, потому что она завершила свое формирование уже в начале XIV в., впрочем, при издании в 1581 г. первой печатной церковнославянской Библии (Острожской Библии) и при перепечатках в XVII и XVIII вв. в Москве Нового Завета проводились отдельные сближения с различными изданиями греческого текста, главным образом с TR.

Ватиканский кодекс был опубликован впервые в 1587 г. в Риме (это издание обычно называется Sixtina Romana по имени папы Сикста V), Александрийский кодекс был издан в Оксфорде в 1707-1720 гг. Дж. Грэйбом. Уже справщики Елизаветинской Библии 1751 г. пользовались в своей работе изданием Александрийского кодекса, который с момента своего появления рассматривался как лучший представитель византийского текста. Ватиканский кодекс, вероятно, по ассоциации с его названием нередко воспринимался в то время и позже как представитель «западно-католической» традиции, и это не взирая на то, что он был написан в IV в. задолго до распада церковного единства.

Указание в Инструкции об использовании греческого текста лишено той конкретности, какой бы мы ожидали от такого документа сегодня, но в начале XIX в. не существовало сколько-нибудь острых разногласий в отношении использования того или иного издания, фактически переводчикам была предоставлена свобода пользоваться всем доступным материалом, как печатным, так и рукописным.

Необходимо отметить ту добросовестную аккуратность, с которой они заключили в квадратные скобки все места своего перевода, для которых не нашлось соответствия в греческом тексте и которые, следовательно, как раз и могли быть переведены с церковнославянского.

Просмотр тех мест, которые заключены в издании в квадратные скобки, позволяет разделить их на следующие пять групп.

1) Чтения, отсутствующие в Textus Receptus (TR), но присутствующие в Александрийском кодексе: Лк 8:15; Деян 4:25, 8:39, 9:5-6, 10:48, 14:25, 15:4, 20:1, 1 Ио 3:1; Иуда 23; Евр 9:14.

2) Чтения, присутствующие в TR, но отсутствующие в Александрийском кодексе: Деян 21:8, 22:26, 23:9; Рим 14:9; Откр 1:11.

3) Чтения, отсутствующие в TR и Александрийском кодексе: Мф 1:11, 4:6, 9:7, Мк 1:34; Лк 14:24, 22:47, 22:52; Деян 14:18, 14:19, 15:34, 15:38, 18:21, 26:32; 1 Петр 3:12; Иуда 14, 16, 19; Гал 4:4; Кол 2:1; Евр 11:31. Судя по современным критическим изданиям греческого новозаветного текста, эти чтения обнаруживаются в поздних греческих рукописях не обязательно византийского происхождения. Особо следует отметить пассаж, заключенный в квадратные скобки в Деян 10:6: "он скажет тебе слова, по которым спасешься ты и весь дом свой", для первых четырех слов которого имеется соответствие в TR.

4) Чтения, присутствующие в TR и Александрийском кодексе: Мф 4:18, 9:6; Ио 21:7, 21:8. В трех случаях эти чтения в TR заключены в круглые скобки в качестве вводных предложений; по всей вероятности, применение квадратных скобок в Первом переводе нужно рассматривать как ошибку. Причина заключения в квадратные скобки части стиха Мф 4:18 неясна.

5) Кроме того квадратные скобки применяются также при введении в перевод слов, отсутствующих в оригинале, т.е. в том же значении, в каком применяется курсивный шрифт. Например, "Ибо закон дан чрез Моисея, [а] благодать и истина произошла чрез Иисуса Христа" (Ио 1:17). В другом месте аналогичный случай оформлен с согласии с основным правилом: "хитон же был не сшитый, а тканый" (Ин 19:23). Все не перечисленные выше случаи применения квадратных скобок относятся к этой категории. В Синодальном переводе они были заменены на курсив.

Все квадратные скобки в Синодальном переводе были устранены, и действительно, при отсутствии комментариев к ним их значение не может быть правильно понято читателем. Наш комментарий ограничивается только указанием на наличие или отсутствие того или иного чтения в одном из двух изданий, какими пользовались редакторы Первого перевода. Гораздо интересней мог бы быть комментарий, который показал бы историю этих чтений в греческой и славянской рукописной традиции; в частности, например, хочется отметить, что некоторые из заключенных в скобки чтений попали в славянский текст довольно поздно: отсутствуя в рукописях, они впервые были введены в печатное издание Острожской Библии 1581 г. (Деян 4:25, 9:5-6, 15:34, Иуда 19 и др.).

Нужно отметить, что не все случаи текстологических расхождений между источниками, отмечены в Первом переводе квадратными скобками. Например, в Иаков 3:12 Первый перевод вопреки церковнославянскому тексту воспроизводит без всяких оговорок чтение Александрийского кодекса: «Может ли, братия мои, смоковница приносить маслины, а виноградная лоза смоквы? Также и соленый источник не может изливать сладкую воду». Синодальный перевод возвращает второе предложение к церковнославянскому тексту, которое находится в соответствии с TR: «Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду».

В 1 Ин 5:7-8 Первый перевод не отмечает отсутствия в Александрийском кодексе вставки, известной под латинским названием comma Ioanneum: «Ибо три свидетеля {на небеси: Отец, Слово и Святый Дух, и сии три суть одно. И три свидетеля на земли}: дух, вода и кровь». В TR эта вставка попала лишь в XVII в. из латинских источников ¹⁶, в славянские текст — лишь в московское издание Апостола 1664 г.

ВВВ. В сфере стилистики Первый перевод также не остался в пределах простого воспроизведения особенностей церковнославянского текста, с известным систематизмом в нем предприняты усилия к тому, чтобы избежать излишнего буквализма, использовать по возможности лаконические языковые средства, следить за благозвучием перевода. Вот характерные примеры стилистических решений, направленных на достижение этих целей, им противопоставлены те приемы, которыми пользовался Синодальный перевод; в последнем как правило с полной последовательностью предпочтение отдается буквальным способам воспроизведения оригинала, уже ставшим привычными по церковнославянскому тексту.

Синтаксические упрощения: Мф 2:13 по отшествии же их : когда же они отошли; 8:16 и 14:15 под вечер : когда же настал вечер; 9:32 при выходе : когда же выходили; 27:57 (когда же) было поздно : настал вечер; Мк 1:32 под вечер же : при наступлении же вечера; Лк 2:6 в бытность их там : когда же они были там; Деян 9:23 по прошествии немалого времени : когда же прошло довольно времени.

Îòõîä îò áóêâàëüíîãî âîñïðîèçâåäåíèÿ ñèíòàêñèñà îðèãèíàëà: Ìô 2:16 óâèäÿ, ÷òî îí îñìåÿí : óâèäÿ ñåáÿ îñìåÿííûì; 20:21 òîò áóäü âàì ñëóãà : òîò áóäåò ñëóãîé ó âàñ; 22:28 (Êîòîðîãî æå èç ñåìè áóäåò îíà æåíîþ â âîñêðåñåíèè?) èáî îíà áûëà çà âñåìè : èáî âñå èìåëè åå; 26:58 (ñåë ñî ñëóæèòåëÿìè, ÷òîáû âèäåòü,) ÷åì ýòî êîí÷èòñÿ : êîíåö [t¡lov]; 3:9 êàê ìîæíî ñåìó ñòàòüñÿ : êàê ýòî ìîæåò áûòü; Ðèì 4:2 åìó åñòü ÷åì õâàëèòüñÿ : îí èìååò ïîõâàëó

Ïîïûòêè âîñïðîèçâåñòè áîëåå åñòåñòâåííûì îáðàçîì ñïåöèôèêó ãðå÷åñêîãî ãëàãîëà „pokrÀnomai "îòâå÷àòü", êîòîðûé èìååò â ãðå÷åñêîì áîëåå øèðîêóþ óïîòðåáèòåëüíîñòü, ÷åì åãî ñîîòâåòñòâèÿ â ðóññêîì ÿçûêå: Ìô 12:38 (íåêîòîðûå èç êíèæíèêîâ è ôàðèñååâ) âñòóïÿ â ðàçãîâîð, ñêàçàëè : ñêàçàëè [„pekrÀjhsan]; 28:5 íà÷àë ãîâîðèòü è ñêàçàë : îáðàòèâ ðå÷ü, ñêàçàë [„pokrije¿v ... eËpen]; Èî 2:18 âñòóïÿ â ðàçãîâîð, ñêàçàëè : ñêàçàëè â îòâåò.

Фонетическое благозвучие: Мф 4:1 íî îí : îí æå; Èî 4:4 à íàäëåæàëî : íàäëåæàëî æå.

Первый русский перевод Нового Завета по времени предшествовал расцвету русской литературы и всестороннему развитию русского литературного языка. В языке этого текста можно найти немало архаизмов, устраненных в дальнейшем при подготовке Синодального перевода. Как правило, Первый русский перевод употребляет формы се и сей, большей частью замененные в Синодальном переводе на вот и этот; ответствовал заменено в дальнейшем на отвечал, на небеси — на на небе, одр — на постель, око — на глаз и т.п. Первый перевод еще хорошо различает и умело употребляет формы глаголов многократного значения, которые делают столь выразительным русский язык, но Синодальный перевод их устраняет, находя их, по всей вероятности, слишком простонародными: Ëê 2:41 õàæèâàëè : õîäèëè; Èî 1:18 íå âèäàë : íå âèäåë; 5:37 íå ñëûõàëè : íå ñëûøàëè; íå âèäàëè : íå âèäåëè. Этому не приходится удивляться, ибо за почти полстолетия, разделившие первый и второй переводы, в литературе и языке произошли большие перемены.

Эти особенности Первого перевода становятся заметны при сравнении его с Синодальным переводом, который отказался от многих стилистических находок Первого перевода, отдав предпочтение стилистически нейтральным и семантически обобщенным словам. Не претендуя на то, чтобы дать исчерпывающую характеристику языковой правки, предпринятой в Синодальном переводе, выделим лишь две главных ее линии. Одна из них заключается в предпочтении Первым русским конкретной лексической сочетаемости, которая отражала сложившиеся нормы русского языка. Напротив, Синодальный перевод отдает предпочтение буквальному воспроизведению нормы словосочетания греческого текста, тем самым следуя устоявшимся шаблонам церковнославянского текста:

Мф 1:18 начали жить вместе (об Иосифе и Марии) : сочетались; 1:19 развестись с нею : отпустить ее; 1:24 пробудясь от сна : встав от сна; 2:11 поднесли (дары) : принесли; 3:3 носил (одежду) : имел; 3:8 принесете (плод) : сотворите; 3:12 вывеет хлеб на гумне : очистит гумно; 4:24 разнесся (слух) : прошел; 5:33 не нарушай (клятвы) : не преступай; 6:2 раздаешь (милостыню) : творишь; 8:24 заливалась волнами (лодка) : покрывалась волнами; 8:24 настала (тишина) : сделалась; 9:3 сказали про себя : сказали сами в себе; 9:33 никогда сего не видано : никогда не бывало такого явления; 11:14 (если хотите) знать : принять; 11:16 дети кличут (товарищей) : дети обращаются к; 13:26 хлеб взошел и стал колоситься : взошла зелень и показался плод; 13:28 выполоть (плевелы) : выбрать; 15:2 нарушают (предание) : преступают; 15:6 отвергли (заповедь) : устранили; 18:31 рассказали, что случилось : рассказали все бывшее; 20:4 (что следовать будет, я) заплачу : дам; 20:20 подошла (к нему) : приступила; 20:21 по правую руку : по правую сторону; 23:4 и пальцем не хотят двинуть : не хотят и перстом двинуть; 25:14 (отправляясь) в дальний путь : в чужую страну; 26:9 раздать (нищим) : дать; 26:22 (начали говорить) один за другим : каждый из них; 27:22 что же мне делать с Иисусом : что же я сделаю Иисусу; Мк 1:11 (глас) пришел : был; 1:28 разнеслась (молва) : разошлась; 1:34 не попускал (бесам говорить) : не позволял; 5:23 убедительно (просит) : усильно; 6:14 (имя его) сделалось известным : стало гласно; 6:21 давал (пир) : делал; Деян 2:14 знайте : да будет вам известно; 7:11 постиг (голод) : пришел; 9:36 подавала (милостыню) : творила; 12:46 смело (сказать) : с дерзновением; 16:34 приготовил стол : предложил трапезу; 18:21 наступающий (праздник) : приближающийся; 18:22 возвратился : отошел; 19:20 (слово) действовало : возмогало; 21:21 соблюдали обряды : поступали по обычаям; Иаков 1:19 готов слушать : скор на слышание; 5: 11 почитаем блаженным : ублажаем; 2 Кор 11:8 вводил в убыток : причинял издержки.

Вторая линия заключалась в предпочтении конкретной лексики, которая точно и недвусмысленно обозначала известные материальные явления и действия. В большинстве случаев она заменяется в Синодальном переводе на ту, которая уже была применена в церковнославянском тексте. Ср.:

Ìô 3:11 ñàïîãè : îáóâü; 5:26 ïîëóøêà : êîäðàíò; 5:40 êàôòàí : âåðõíÿÿ îäåæäà; 5:41 âåðñòà : ïîïðèùå; 7:3 ñïèöà (â ãëàçó) : ñó÷åê; 8:32 (ñòàäî) ïåðåòîíóëî : ïîãèáëî; 9:16 íîâàÿ çàïëàòà : âíîâü ïðèøèòîå; 10:29 âîðîáüè : ìàëûå ïòèöû; 11:8 äîðîãèå (îäåæäû) : ìÿãêèå; 13:27 õîçÿèí : äîìîâëàäûêà; 13:30 ñíîïû : ñâÿçêè; 19:10 (îáÿçàííîñòü) ìóæà ê æåíå : ÷åëîâåêà ê æåíå; 21:29 îäóìàâøèñü : ðàñêàÿâøèñü; 25:2 ãëóïûå (äåâû) : íåðàçóìíûå; 25:27 êóïöû : òîðãóþùèå; 26:47 äðåêîëèå : êîëüÿ; 26:49 çäðàâñòâóé : ðàäóéñÿ; 26:52 (âëîæè ìå÷) â íîæíû : â åãî ìåñòî; Ìê 2:19 áðà÷íûå ãîñòè : ñûíû ÷åðòîãè áðà÷íîãî; 2:4 ïðîëîìàâ (êðîâëþ) : ïðîêîïàâ; 3:27 èìóùåñòâî : âåùè; 4:39 ïðîáóäÿñü : âñòàâ; 6:22 ãîñòè : âîçëåæàâøèå; Èî 2:6 ñîñóä : âîäîíîñ; âåäðî : ìåðà; 4:6 óñòàâ (îò ïóòè) : óòðóäèâøèñü; Äåÿí 1:11 áðàòèÿ (îáðàùåíèå) : ìóæè áðàòèÿ; 2:29 ïðÿìî (ñêàçàòü) : ñ äåðçíîâåíèåì; 2:40 óáåæäàë : óâåùåâàë; 2:47 ïðèñîåäèíÿë : ïðèëàãàë; 4:34 âëàäåëüöû ïîìåñòüåâ : êîòîðûå âëàäåëè çåìëÿìè; 8:10 îáðàùàëè âíèìàíèå : âíèìàëè; 8:40 î÷óòèëñÿ : îêàçàëñÿ; 9:11 ñûùè : ñïðîñè; 19:29 ìåñòî çðåëèù (î òåàòðå) : çðåëèùå; 9:22 ïåðåñïîðèâàë : ïðèâîäèë â çàìåøàòåëüñòâî; Èàêîâ 5:5 îòêîðìèëè : íàïèòàëè; 1 Êîð 7:8 õîëîñòîé : áåçáðà÷íûé; 11:4 ìóæ÷èíà : ìóæ; æåíùèíà : æåíà.

Из более редких лексических черт первого перевода нужно отметить то, что изредка он прибегает к использованию лексики, только что получившей в это время права в обиходе образованного общества, ср. Мк 11:18 был в восхищении : удивлялся, 2 Кор 12:15 с удовольствием : охотно. Даже и сегодня такого рода слова кажутся инородными для структуры религиозного повествования.

Любопытно, что в свое время употребление слова воробей в Первом русском переводе вызвало резкую критику Иннокентия, архиепископа Херсонского, которая позже была обращена и против редакции еп. Кассиана, где это слово также используется. Суть критики сводится к тому, что воробей слишком русская птица, что русский читатель не будет убежден тем, что за воробья кто-то в Палестине готов платить хотя бы и ничтожные деньги ¹⁷. Греч. stroujОv и stroujАon обозначают все-таки воробья и никакое иное существо, воробьи являются самыми распространенными птицами в Палестине, покупка двух воробьев за ассарий (Мф 10:29) едва ли была назначена для обеспечения питания, скорее, речь идет о детской забаве. За малым вопросом о воробье скрывается цельное мировоззрение и стоят большие и до сих по не решенные вопросы о том, как и для чего следует переводить Св. Писание. Во всяком случае, нужно предоставить Писанию говорить самому за себя, а не поправлять его в согласии с нашими всегда слишком ограниченными представлениями о той действительности, которая в нем отражена ¹⁸.

Это верно, что применяя слова конкретного значения, мы можем придать Писанию слишком национальный домашний облик, перенести действие из исторической Палестины в нашу социально-историческую обстановку, как это можно, например, наблюдать в живописи Брейгеля, помещающего верблюдов и волхвов на замерзшие в декабре каналы Голландии. Но тот живописный идеал, какой виделся создателям Синодального перевода, представляет собою, конечно, икону. Едва ли следует спорить о том, какое из решений предпочтительнее: и у того, и у другого есть сильные стороны и недостатки. О месте и значении иконы в религиозном ритуале было бы излишне распространяться, но для нас, безусловно, имеет жизненную значимость понимание в конкретно-исторических деталях всех событий земной жизни основателя христианства, чего не дает икона. Разным функциям и разным назначениям Священного Писания отвечают разные переводы.

Наконец, отметим, что иногда при небрежном редактировании Синодальный перевод оказывался способным внести в текст неточности и искажения. Выше уже был приведен ряд примеров, когда возвращением к церковнославянскому употреблению Синодальный перевод закрыл возможность правильного понимания текста (например, в Лк 1:48 «блажить в смысле» считать, называть блаженной). Случай смыслового искажения, конечно ненамеренного, имел место при редактировании стиха Рим 8:10 "А есть ли Христос в вас, то хотя тело мертво по причине греха, но дух жив по причине праведности. «По-видимому, редактора Синодального перевода смутил предлог по причине, отдающий канцелярским стилем, и он заменил его на предлог для, также обозначавший в русском языке XIX в. отношения причины. В результате получилось очень неудачное изложение: «тело мертво для греха, но дух жив для праведности». В редакции еп. Кассиана исправлено следующим образом: «тело мертво чрез грех, но дух есть жизнь чрез праведность».

Выводы.

Судьба Первого русского перевода в русской истории, культуре и религиозной жизни была довольно несчастна. Он стал жертвой борьбы, развернувшейся вокруг Российского Библейского общества, и вместе с падением этого общества исчез из обращения. За рубежом было предпринято несколько его переизданий, которые конечно достигали России, но в количестве ничтожном. Известно, что одним из владельцев и читателей экземпляра Нового Завета в издании 1823 г. был писатель Ф.М. Достоевский. Не вызывает сомнений, что его религиозная мысль не получила бы такого ясного и острого выражения, если бы на его столе не лежала эта книга. Первый русский перевод Нового Завета пошел по тому пути, какой был выбран великими переводами протестантской эпохи, т.е. переводам Мартина Лютера (1534) на немецкий язык, Юрия Далматина (1586) на словенский, чешской Кралицкой Библией (1572-86), переводом короля Иакова (1611) на английский, и многими другими. Это был путь создания национальной версии Священного Писания, которая бы играла в культуре активную творческую роль, определяя судьбы литературы и национального языка, формы духовного просвещения. Конечно, все названные переводы принадлежали более ранней исторической эпохе и более ранней стадии в строительстве национальной культуры. У нас в России о таком переводе мечтал в начале XVIII в. Петр I, когда предпринимал печатание двуязычного голландско-славянского текста Нового Завета в 1719 г. Но тогда ни русский язык, ни деятели религиозного просвещения в России не были готовы к такому подвигу. В начале же XIX в. после Ломоносова и Карамзина вопрос о формировании культуры, русского языка был уже решен, и решен чисто светским путем.

Зная долгую историю кропотливой подготовки Синодального перевода и сравнительно ничтожный размах деятельности в этой сфере в последующее время, можно только поражаться той быстроте и эффективности, с которой был осуществлен первый перевод Нового Завет на русский язык. Он не стал простым отражением церковнославянской традиции, но выработал текст, полноценный в богословском отношении, с серьезной проработкой вопроса о греческом оригинале и с такой стилистикой, которая была доверительно и открыто обращена к читателю. Нас не должно смущать, что некоторые частные решения в этом переводе были сделаны с оглядкой на английский перевод короля Иакова, такая практика взаимодействия между собою переводов Священого Писания на разные языки является обычной и нормальной. Ведь и сам английский перевод 1611 г. находится в зависимости от перевода Лютера, перевод блаж. Иеронима (342-420) на латынь, называемый Вульгата, повлиял на большинство католических и протестантских переводов Ветхого Завета на европейские языки и отразился в IX в. в славянских переводах свв. Кирилла и Мефодия. Библейское богословие за исключением немногих второстепенных деталей носит общехристианский характер и осуществляется всегда международными усилиями, начиная от блаж. Оригена (185-254). Язык перевода придает ему тот или иной национальный облик, но христианская мысль национальной быть не может.

Новое переиздание Первого русского перевода имеет безусловное культурное значение, оно открывает забытую или даже неизвестную страницу в истории богословской мысли и духовного просвещения в России.

______________________________

¹История создания Первого русского перевода, а равным образом Синодального перевода со всею возможною полнотой изложена в книге: Чистовича И.А. История перевода Библии на русский язык. М., 1997 [ротапринтное воспроизведения издания 1899 г., осуществленное Российским Библейским обществом].

²См. по этому поводу: Алексеев А.А. Библейский перевод как форма религиозной деятельности // Перевод Библии: Лингвистические, историко-культурные и богословские аспекты. М., 1996. С. 43-50; Перевод Священного Писания в культурно-историческом освещении // Церковь и время. 1998. № 1 (4). С. 74-89.

³О таких возможностях говорят некоторые переводы, появляющиеся в последнее время, см.

⁴Со стремлением последовательно передавать термин «евангелие» словосочетанием «радостная весть» мы сталкиваемся в некоторых современных переводах. См., например: Канонические Евангелия / Перевод с греческого В.Н. Кузнецовой. М. 1992.

⁵Следует иметь в виду, что традиционное название этого ужина «тайная вечеря» означает вовсе не скрытый, конспиративный характер собрания, как это нередко понимается, но то, что в его ходе излагается таинство причастия.

⁶Эта особенность и первого русского и Синодального переводов совпадает с английским переводом — так называемым переводом короля Иакова (1611). Равным образом отказ от употребления слова «благовествовать»в Лк 1: 19 и Рим 10:15 находит себе соответствие в том же английском переводе.

⁷Повидимому, речь идет о Страшном суде, поэтому выражение «всякий» неточно.

⁸Выражение «во имя» не имеет здесь принципиального значения, ср. Деян 4:10, где при пересказе этого же события Синодальный перевод также предпочитает выражение именем.

⁹См.: Евангелие от Иоанна в славянской традиции. СПб. 1998.

¹⁰Винительный падеж существительного arkhe «начало» употреблен здесь в значении наречия.

¹¹Толковая Библия, или Комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Т. 10. СПб. 1912. С. 195.

¹²С нетрадиционной для нас свободой, но точно по существу излагается этот эпизод в некоторых новых переводах: «Когда подул легкий южный ветер, они подумали, что это как раз то, что им нужно» (Новый Завет / Перевод с греческого текста. М.: World Bible Translation Center. 1998. С. 144); «А когда задул легкий южный ветер, они, решив, что план их осуществим, снялись с якоря и поплыли» (Евангелист Лука. Радостная Весть. Деяния Апостолов. М.: Фонд Александра Меня. 1998. С. 185).

¹³Ни один из русских переводов не дает правильного изложения этого эпизода: даже будучи спущенной на воду, лодка все равно в конце концов падает. Ср. адекватное описание события в «Good News Bible»: «The sailors lowered the boat into the water <...> The soldiers cut the ropes that held the boat and let it go».

¹⁴См.: Чистович И.А. История перевода Библии на русский язык. СПб. 1899. С. 129-133.

Анатолий Алексеевич Алексеев
Д.ф.н., профессор, СПб Гос. Университет, 
зав. кафедрой библеистики, СПб Духовная Академия.
Санкт-Петербург, 1999
© Российское Библейское Общество