Рецензия иеромонаха Илариона Алфеева на письма апостола Павла

Иеромонах Иларион (Алфеев)

Перевод текстов Священного Писания — дело весьма ответственное и тонкое, требующее от переводчика не только совершенного знания языка оригинала, но и незаурядных духовных дарований, без которых невозможно понять глубины смысла священных текстов.

Как известно, существуют различные типы переводов, в частности, буквальный, литературный и функциональный. Первый из упомянутых типов характеризуется максимальной ориентированностью на оригинал, при которой точности воспроизведения оригинального текста отдается предпочтение перед литературно-художественными достоинствами перевода. Для переводов второго типа характерно стремление достичь максимального художественного эффекта на языке перевода, для чего переводчику нередко приходится отступать от “буквы” оригинала, воспроизводя скорее смысл, чем слова. Что же касается переводов третьего типа, то они предполагают наличие “адресата”, т. е. определенного круга читателей, к языку и образно-понятийному строю которых подлаживается переводчик.

Так называемый “синодальный перевод” Нового Завета на русский язык, выполненный в XIX веке, представляет собой буквальную интерпретацию текста с некоторыми элементами художественности. Несмотря на то, что с момента его публикации появились новые критические издания оригинального текста Нового Завета и новые переводы на русский язык, ни один из новых переводов не превзошел “синодальный” ни по точности воспроизведения оригинала, ни по художественности.

В последние годы в России появилось несколько функциональных переводов новозаветных текстов. Один из них был опубликован Всемирным Библейским Переводческим Центром в 1990 г. под названием “Благая весть”. Другой, появившийся совсем недавно, включает только послания апостола Павла: он принадлежит В. Н. Кузнецовой и опубликован Российским Библейским обществом.

Знакомство с этим переводом может повергнуть неподготовленного читателя в состояние глубокого шока. Непонятно, на какую аудиторию рассчитывает г-жа Кузнецова. Когда знакомишься с ее переводом, по временам возникает ощущение, будто ты не священный текст читаешь, а присутствуешь при перебранке на кухне коммунальной квартиры. Судите сами: “Ах, вам бы потерпеть меня, даже если я немного глуповат! Ну уж потерпите, пожалуйста... Я считаю, что ни в чем не уступаю этим самым что ни на есть сверхапостолам. Может, я не мастер говорить, но что касается знания, тут другое дело... Повторяю еще раз: не принимайте меня за дурака! А если принимаете, то дайте мне еще немножко побыть дураком и чуть-чуть побахвалиться! То, что я сейчас скажу, конечно, не от Господа. В этой затее с хвастовством я буду говорить как дурак... Пусть кто угодно претендует на что угодно — я все еще говорю, как дурак...” (2 Кор 11:1-22). “Я совсем помешался! Это вы меня довели! Это вам бы надо меня нахваливать! Пусть так, скажете вы, да, я вас не обременил, но я ловкач и хитростью прибрал вас к рукам. Может быть, мне удалось поживиться через кого-нибудь из тех, кого я посылал к вам?” (2 Кор 12:11-18). “Пища для брюха и брюхо для пищи... И ты часть тела Христа хочешь превратить в тело проститутки? Боже упаси!” (1 Кор 6:13-16).

Откуда этот немыслимый набор слов: “дурак”, “побахвалиться”, “затея”, “помешался”, “нахваливать”, “ловкач”, “поживиться”, “брюхо”, “проститутка”? Откуда эти идиомы: “не мастер говорить”, “прибрал к рукам”, “самым что ни на есть”, “меня довели”? Происходит сознательная и последовательная десакрализация священного текста, который переводится на площадный, базарный, кухонный язык. В прошлом веке подобными экспериментами занимался Лев Толстой, у которого Иоанн Креститель превращался в “Ивана Купалу”, крещение — в “купание”, а “фарисеи” — в “православных”. Но у Толстого была своя цель — создать евангельский текст, максимально удаленный от традиции Православной Церкви и даже прямо противопоставленный ей. Это ему в значительной степени удалось: получилась карикатура на Евангелие. Стремление отмежеваться от церковной традиции прослеживается и в новых функциональных переводах Нового Завета.

Даже самые возвышенные тексты апостола Павла теряют свою красоту и силу в переводе г-жи Кузнецовой. Этот эффект достигается не только за счет своеобразного, скажем так, выбора слов, но и за счет многочисленных прямых искажений текста. Вот пример: “Я знаю одного христианина, который четырнадцать лет тому назад (не знаю, наяву или в видении, один только Бог знает) был схвачен и вознесен на третье, самое верхнее небо... Вот таким человеком похвалюсь, а собой хвалиться не буду, разве только своими слабостями. Ведь даже если я захочу похвалиться, то не буду говорить как дурак, а скажу чистую правду... Мне ведь были такие откровения! И потому, чтобы я не заносился, Бог дал мне занозу в тело — ангела Сатаны, он меня колотит, чтобы я не заносился. Трижды взывал я к Богу, моля избавить от него. Но Он сказал мне: “Довольно тебе Моей любви. Ведь сила сильнее всего проявляется в слабости” (1 Кор 12:2-10). В оригинале мы читаем совсем другой текст. “Знаю человека во Христе”, а не “знаю христианина”; “в теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю” вместо “не знаю, наяву или в видении”; “восхищен на третье небо” вместо “схвачен и вознесен на третье, самое верхнее небо”, “не буду неразумен (afron)” вместо “не буду говорить как дурак” (откуда такая любовь к слову “дурак”? оно, как кажется, встречается в тексте г-жи Кузнецовой чаще, чем любое другое слово). Термин kharis почему-то переводится как “любовь”, а не как “благодать”, хотя для выражения понятия любви в греческом употребляются совсем другие термины (agape, eros и др.). Что же касается слов Христа, обращенных к апостолу Павлу, то в критическом издании новозаветного текста они переданы так: he gar dynamis en astheneia teleitai. Буквальный перевод на русский язык: “ибо сила совершается в немощи”. Во многих древних списках, однако, в том числе в знаменитом Синайском кодексе, к слову dynamis добавлено слово mou) (так что получается “сила Моя”): этому чтению следует синодальный перевод. Что же касается перевода г-жи Кузнецовой, то он в данном случае весьма неточен: слов “сильнее всего” в оригинале вообще нет, а глагол teleitai вряд ли можно перевести как “проявляется”.

В переводе много других неточностей, ничем не оправданных. Слова апостола Павла katepothe ho thanatos eis nikos (1 Кор 15:54), буквально означающие “поглощена смерть победой” (“в победу”) почему-то переводятся как “Истреблена смерть! Победа!” Слова estin de porismos megas he eusebeia meta autarkeias — “великое приобретение — благочестие с довольством” (1 Тим 6:6) пересказаны таким образом: “Да, религия действительно большой доход, но только для людей, умеющих довольствоваться тем, что у них есть”. Лишние слова здесь добавлены, очевидно, для уяснения смысла; впрочем, смысл слов апостола Павла они не проясняют: скорее, наоборот, затемняют его.

Когда же неточность перевода помножена на сознательное стремление “снизить” стиль и на слабое владение автора русским литературным стилем, впечатление создается совсем удручающее: “Такого же рода и люди, которые втираются в дома и пленяют глупых бабенок. У этих женщин куча грехов и масса желаний... А негодяи и мошенники будут идти все дальше — из огня да в полымя! — и сбивать с пути и других и себя” (2 Тим 3:6-13). В греческом тексте нет ни “кучи грехов”, ни “массы желаний”: есть “женщины, утопающие в грехах, водимые похотями различными”. Надо сказать, что и с точки зрения русского литературного языка выражения “куча грехов” и “масса желаний” недопустимы, так же как по-русски нельзя сказать “втереться в дом”: можно “втереться в доверие”, а в дом можно только “вкрасться” (как в синодальном переводе). Наконец, никакого “из огня да в полымя” в греческом тексте нет и в помине: это выражение вставлено переводчицей от себя.

Богословская нечуткость авторов новых функциональных переводов дает о себе знать на каждом шагу. Возьмем, к примеру, слова апостола Павла: “О несмысленные галаты! Кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых пред глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?” (Гал 3:1). В переводе “Благая весть” это звучит так: “О неразумные галаты! Кто-то околдовал вас, хотя на ваших глазах было объявлено, что Христос умер на кресте”. А в переводе Кузнецовой еще хуже: “Галаты. глупцы, кто вас сглазил?! Вы же, казалось, собственными глазами видели распятого Христа, когда внимали моей Вести!” Не хотят ли сказать авторы новых переводов, что апостол Павел верил в колдовство или сглаз? В греческом оригинале здесь стоит слово ebaskanen (аорист от глагола baskaino), которое в данном контексте могло бы означать скорее “соблазнил”, “ввел в заблуждение”, чем “сглазил” или “околдовал”. А слова “когда внимали моей Вести” вообще непонятно откуда взяты: если это перевод слова proegraphe) (аорист от prographo), означающего “предначертан”, “преднаписан”, то перевод уж чересчур вольный. И куда, наконец, делось слово “Иисус”, отсутствующее и в “Благой вести” и в переводе Кузнецовой, но имеющееся в критическом тексте Нового Завета?

Читая “Письма апостола Павла” в переводе В. Н. Кузнецовой, мы пришли к печальному выводу: перед нами не перевод, а пересказ, причем дурной пересказ, искажающий смысл и стиль оригинального текста. В основу труда г-жи Кузнецовой был положен изначально ложный принцип — стремление подстроиться к языку, на котором якобы говорит современный российский обыватель. Но обыватель все-таки не всегда говорит на таком языке. А если и говорит, то от священных текстов будет ожидать чего-то более возвышенного. И от перевода будет ожидать либо точности, либо художественности, при отсутствии же и того и другого окажется сильно разочарован. Если же сравнит перевод с оригиналом, то и вовсе придет в уныние.

Настоятельно рекомендуем читателям продолжать пользоваться синодальным переводом посланий апостола Павла до тех пор, пока не появится более достойный, более точный и более современный перевод. А труд В. Н. Кузнецовой предлагаем считать неудавшимся экспериментом.

А также